У 30−40% пациентов с тревожными расстройствами симптомы не облегчаются после рекомендованной когнитивно-поведенческой терапии (КПТ) (Clark, 2011; Durham, Chambers, MacDonald, Power, & Major, 2003). Тревожные расстройства демонстрируют 12-месячную коморбидность с расстройствами личности (РЛ) (кластер С), составляющую 40% (Brandes & Bienvenu, 2009; Friborg, Martinussen, Kaiser, Øvergard, & Rosenvinge, 2013; Grant et al., 2005). Имеются некоторые доказательства того, что у пациентов с коморбидными диагнозами тревоги и РЛ наблюдается аналогичное улучшение симптомов тревоги при проведении рекомендованной КПТ по сравнению с пациентами без коморбидного РЛ (например, Dreessen & Arntz, 1998; Reich, 2003). Однако, коморбидные диагнозы РЛ также сочетались и с худшими результатами лечения пациентов с диагнозом тревожных расстройств (Reich, 2003; Skodol, Geier, Grant, & Hasin, 2014), снижением доверия к лечению (Martino, Menchetti, Pozzi, & Berardi, 2012), менее стабильными терапевтическими отношениями (Bienenfeld, 2007) и повышенным дропаутом (Sanderson, Beck, & McGinn, 1994; но см. Olatunji, Cisler, & Tolin, 2010; Swift & Greenberg, 2012). Таким образом, хотя диагноз коморбидного РЛ не является общим ограничением для проведения КПТ при тревоге, подгруппе хронически не реагирующих пациентов может потребоваться дополнительное вмешательство. В этом натуралистическом наблюдательном исследовании мы изучали, может ли комбинация схема-терапии (СТ) с экспозицией и предотвращением реакции (exposure and response prevention, ERP) обеспечить потенциально эффективный вариант терапии для хронически резистентной к лечению субпопуляции пациентов с тревожными расстройствами и коморбидным диагнозом РЛ.
Схема-терапия была разработана для пациентов с диагнозом РЛ, которые не реагируют на рекомендованное лечение (Young, Klosko, & Weishaar, 2003). Центральной концепцией СТ являются ранние дезадаптивные схемы (РДС), которые описываются как дисфункциональные модели мышления, схожие с чертами характера, которые развиваются в детстве, если базовые эмоциональные потребности не удовлетворяются. Срабатывание РДС может привести к активации «режимов», которые проявляются в быстрых изменениях настроения и поведения. Тревога связана с более высокой распространенностью РДС (Camara & Calvete, 2012), и РДС могут играть определенную роль в отсутствии реакции на КПТ (Gross, Stelzer, & Jacob, 2012; Hoffart, 2012). В СТ пациенты учатся укреплять режим здорового взрослого, чтобы справляться более функциональным способом с ситуациями, активирующими РДС (Young et al., 2003).
Предварительные результаты СТ при тревоге являются многообещающими. Например, комбинация когнитивной терапии и СТ была более эффективной, чем психодинамическое лечение, в улучшении социального функционирования пациентов с генерализованным тревожным расстройством (Gude & Hoffart, 2008). При посттравматическом стрессовом расстройстве (ПТСР) снижение РДС и тревожности было сильнее после СТ, чем после КПТ (Cockram, Drummond, & Lee, 2010). Гросс и др. (2012) сообщили о двух успешных случаях комбинации КПТ/СТ при лечении обсессивно-компульсивного расстройства (ОКР). Наконец, сообщалось о значительном уменьшении симптомов ОКР в ходе 12-недельного лечения, сочетающего СТ и экспозицию, у 10 невосприимчивых пациентов с ОКР и с диагнозом РЛ или без него (Thiel et al., 2016).
В настоящем исследовании изучаются изменения в психологических нарушениях и режимах при использовании программы лечения под названием «SCHerp» (схема-терапия + экспозиция и предотвращение реакции) в амбулаторной группе, не реагирующей на лечение, с различными тревожными расстройствами и коморбидным диагнозом РЛ кластера C. Мы предположили, что психологические нарушения и уровень дезадаптивных режимов будут снижаться, в то время как уровень адаптивных режимов будет увеличиваться. Также были рассчитаны показатели достоверных изменений и клинически значимые изменения. Были изучены корреляции между показателями достоверных изменений, поскольку одновременные изменения между симптоматикой и РДС / режимами могут быть основным механизмом СТ (см. Renner et al., 2018; Van Vreeswijk, Spinhoven, Eurelings-Bontekoe, & Broersen, 2014).