Ранние дезадаптивные схемы при избыточном весе и ожирении: модель схема-режимов

Ожирение является растущим бременем в нашем обществе, и, хотя различные виды лечения эффективны в короткие сроки, увеличение веса часто повторяется в более длительном периоде. Одно из возможных объяснений может основываться на недостаточном понимании дезадаптивных схем ожирения, возникающих на основе раннего жизненного опыта, которые могут повлиять на эффективность лечения. Целью данного исследования было изучить ранние дезадаптивные схемы, связанные с ними текущие режимы схем и дисфункциональные стратегии совладания у людей с избыточным весом и ожирением (N=48). Результаты показали, что субъекты с избыточной массой тела и ожирением давали более серьезные показатели недостаточного самоконтроля, покинутости, зависимости и подчинения, и фактические схема-режимы (т.е., импульсивный и уязвимый ребенок, отстраненный защитник), по сравнению с контрольной группой с нормальным весом (N=37). Кроме того, первые демонстрировали более высокие дисфункциональные пищевые привычки (например, переедание и симптомы булимии) и более эмоционально-избегающие копинговые стратегии.

Прежде всего, недостаточный самоконтроль предсказывал более высокий ИМТ, частоту переедания и тяжесть симптомов булимии. Более того, избегающий копинг выступал посредником (коррелировал) между конкретными дезадаптивными схемами и частотой переедания с симптомами булимии. Наши результаты показывают, что избыточный вес и ожирение демонстрируют более дисфункциональные ранние дезадаптивные схемы и схема-режимы по сравнению с людьми с нормальным весом, демонстрируя больше стратегий избегания эмоций, таких как заедание и переедание, что может означать режим отстраненного самоутешителя. Схема недостаточного самоконтроля возникает из-за недостатка самодисциплины и неспособности терпеть разочарование и может быть воплощена в импульсивном детском стиле. Более глубокое понимание схем и режимов, рассматриваемых в рамках модели схема-терапии, может помочь понять дисфункциональные особенности личности, которые могут препятствовать долговременной эффективности лечебных вмешательств при ожирении.

Ожирение и избыточный вес представляют собой растущее бремя в западных странах, и хотя их биологические факторы и факторы окружающей среды более ясны и хорошо известны, мало внимания уделяется их психологическим детерминантам, особенно с учетом более глубоких аспектов личности, уходящих корнями в ранний жизненный опыт, которые могут предрасполагать к хронизации ожирения. Наиболее частые методы лечения ожирения включают хирургическое и психологическое вмешательство. К первым относятся желудочное шунтирование, рукавная гастрэктомия, бандажирование желудка и билиопанкреатическое шунтирование, в то время как последнее относится к управляемой самопомощи [1], поведенческой терапии [2] и когнитивно-поведенческой терапии (КПТ, [3, 4]). Оба вида вмешательств достаточно эффективны, поскольку большинство людей, обращающихся за лечением, теряют вес за короткое время, но, к сожалению, вскоре после этого восстанавливают его [5, 6, 7, 8, 9]. Одно из возможных объяснений отсутствия долгосрочных результатов может основываться на вмешательстве в рамках лечения ранних дезадаптивных схем, развившихся в раннем жизненном опыте [10, 11]. Эти данные свидетельствуют о том, что дисфункциональные схемы питания и привычки, связанные с избыточной массой тела и ожирением более глубоко укоренились в пациентах с личностными особенностями, и что специального вмешательства самого по себе может быть недостаточно, чтобы гарантировать длительный эффект. Следовательно, более глубокое понимание эмоционального и психологического функционирования пациентов с ожирением, а также с учетом роли раннего жизненного опыта может быть полезным для изучения личностных особенностей и определенных пищевых привычек.

Схема-терапия (СТ, [11]) — это интегративная когнитивно-поведенческая и эмоционально-ориентированная модель, которая связывает реальные психологические особенности и проблемы с детским опытом, а также учитывает роль черт темперамента. СТ была разработана для понимания и лечения расстройств личности [11, 12, 13, 14, 15] и длительных эмоциональных и межличностных проблем, и может быть полезна для лечения хронических поведенческих проблем, например, связанных с ожирением. Ключевые концепции подхода СТ включают ранние дезадаптивные схемы (РДС), режимы схем и дисфункциональные копинговые стратегии. Все они развиваются на протяжении всей жизни и уходят корнями в раннее детство и юность, где основные эмоциональные потребности, такие как любовь и забота, безопасность, принятие, автономия, установление границ и т. д. В теоретических рамках СТ РДС определяются как «чрезвычайно стойкие и долговечные темы, состоящие из воспоминаний, эмоций, познаний и телесных ощущений относительно себя и своих отношений с другими, развивающиеся в детстве и на протяжении всей жизни человека, и которые в значительной степени дисфункциональны» [11]. Считается, что они возникают в результате взаимодействия темперамента ребенка и раннего переживания депривации и / или разочарования. Подробное описание наиболее подходящих схем в модели см. в Таблице 1.

Чтобы справиться с дистрессом, возникающим из-за фрустрации основных потребностей и активации схемы, люди применяют особые стратегии выживания, известные как копинговые стратегии. К ним относятся традиционные реакции борьбы, бегства и замирания, относящиеся в рамках языка СТ, соответственно, к гиперхкомпенсации (нападение на других, поиск одобрения и т. д.), Избегание (использование стратегий, позволяющих избегать контакта с потребностями и эмоциями, диссоциация, поведенческое избегание и т. д.) и стратегии капитуляции (подчинение отношениям с оскорблением или пренебрежением). По мнению некоторых авторов [16], переедание представляет собой дисфункциональный способ справиться с неприятными событиями, жизненными стрессами и общими негативными эмоциями. Основанная на схеме модель расстройств пищевого поведения Уоллера [17] предполагает, что процесс схемы считается центральным в типе расстройств пищевого поведения очищения / переедания, когда переедание и возможное компенсирующее поведение активируются, чтобы уменьшить или заблокировать связанный эффект после активации схемы. В самом деле, переедание может происходить из ограниченного репертуара копинг-поведения, связанного с лежащими в основе дисфункциональными схемами. В целом, данные предыдущих исследований подтверждают гипотезу о том, что избыточный вес и ожирение связаны с более дисфункциональными схемами по сравнению с людьми с нормальным весом, что приводит к более дисфункциональному поведению, связанному с приемом пищи.

Другая ключевая концепция, разработанная в контексте СТ, относится к режимам схемы, широко известным как режимы. Они представляют собой активацию конкретной дезадаптивной схемы или паттерна дезадаптивных схем или стратегии совладания в определенный момент, здесь и сейчас (см. Таблицу 2 для детального списка режимов и их характеристик). Как следствие РДС, лица с расстройствами личности или другими хроническими проблемами могут демонстрировать дисфункциональные режимы в ответ на определенные триггеры. Чтобы лучше прояснить разницу между РДС и режимами, некоторые авторы [18] называют последние чертами, а режимы — состояниями. В случае избыточного веса и ожирения можно было бы предположить, что дисфункциональное отношение к еде может представлять активацию определенного копинга в ответ на стрессор или любое негативное эмоциональное состояние, связанное с активацией схемы. До сих пор режимы не исследовались в лечении населения с ожирением и избыточной массой тела.

Целью этого исследования было изучить неадаптивные схемы, режимы и дисфункциональные стратегии совладания, а также их связь с дисфункциональным пищевым поведением (например, переедание, очистительное поведение) и другими психологическими переменными у людей с избыточным весом и ожирением. Выборка, соответствующая нормальному весу, подходящая по возрасту и полу, была набрана в качестве контрольной группы. Кроме того, мы исследовали роль копинговых механизмов в прогнозировании и посредничестве между ранними дезадаптивными схемами и дисфункциональным пищевым поведением.

Семьдесят пять добровольцев из европеоидной расы были набраны с помощью онлайн-опроса. После предоставления инструкций и информированного согласия участники выполнили несколько самоотчетов за один сеанс. Измерения проводились в случайном порядке. Все участники сообщили информацию о своем возрасте, поле, индексе массы тела (ИМТ), уровне формального образования, занятости и семейном положении. Показатели ИМТ использовались для выбора участников с нормальным весом и с избыточным весом / ожирением. Была собрана дополнительная информация об отношении к еде и других переменных, включая частоту переедания и / или рвоты / очищающего компенсирующего поведения, возможной продолжающейся психотерапии и психофармакологическом лечении, а также психических заболеваниях родственников.

Исследование было проведено в соответствии с рекомендациями Хельсинской Декларации и было одобрено Этическим комитетом университета Guglielmo Marconi.

Были введены следующие меры, при этом коэффициент альфа Кронбаха рассчитывался для каждого теста:

Это опросник для самоотчета, широко используемый для оценки симптомов и психологических особенностей расстройств пищевого поведения. Он представляет собой расширение и улучшение более ранних версий EDI. Он состоит из тех же 91 вопросов с баллами от 0 до 4. EDI-3 также состоит из более общих подшкал психологических черт, измеряющих низкую самооценку, личное отчуждение, межличностную уязвимость, межличностное отчуждение, интероцептивный дефицит и эмоциональную дисрегуляцию, аффективные и межличностные проблемы и общие уровни основной психопатологии.

Дополнительный балл выводится из комбинации трех клинических подшкал, что дает составной балл риска расстройства пищевого поведения — меру, которая предоставляет клиническую информацию об общей тяжести расстройства пищевого поведения.

Надежность этих индексных показателей, полученных от пищевого расстройства у пациентов появляется отличной (Кронбах α=0,90 — 0,97).

Это самоотчет из 20 пунктов, предназначенный для измерения депрессивных симптомов в течение последней недели среди населения в целом. Общий балл варьируется от 0 до 60. Стандартные пороговые значения: >16 для легкой депрессии и >23 для клинической депрессии.

Коэффициент достоверности альфа Кронбаха составлял α = 0,80, что подразумевает приемлемую внутреннюю согласованность.

Это опросник из 75 пунктов, оценивающий 15 РДС. Каждая шкала состоит из пяти пунктов, и участников просят оценить элементы, используя 6-балльную шкалу Лайкерта (от 1 = абсолютно не свойственно мне, 6 = описывает меня отлично).

В тест включены 15 схем: покинутость, недоверие / ожидание жестокого обращения, эмоциональная депривированность, дефективность/стыд, социальная отчужденность, зависимость, уязвимость, спутанность/неразвитая идентичность, неуспешность, привелегированность/грандиозность, недостаточность самоконтроля, покорность, самопожертвование, подавление эмоций и жесткие стандарты.

YSQ-SF показал высокую внутреннюю согласованность с коэффициентом альфа Кронбаха α = 0,97.

Он содержит 40 пунктов, оценивающих схемы избегания. Каждый элемент оценивается по 6-балльной шкале Лайкерта от 1 («совершенно не соответствует действительности») до 6 («прекрасно меня описывает»). Обычно в исследовательских целях Янг и другие терапевты раздеяют пункты YRAI на 14 подшкал, основываясь на том, что они считают различными стратегиями избегания или симптомами. Однако, в соответствии с нашими целями и с учетом слабой надежности этого теста, мы выделили только три типа баллов в анкете, а именно:

1. Интрапсихический (т.е. отрицание воспоминаний, чрезмерная рациональность и контроль и т. д.),
2. Поведенческий (например, злоупотребление психоактивными веществами, отвлечение посредством деятельности, избегание неприятных ситуаций, самоуспокоение поведения и т. д.),
3. Диссоциативные (т. е. пассивное блокирование расстраивающих эмоций, пассивное отвлечение посредством фантазий, мечтаний или телевидения) копинговых стратегий.

Внутренняя консистенция YRAI была вполне приемлема, α = 0,84.

Опросник содержит 48 пунктов, оценивающих стратегии, используемые для компенсации схемы. Каждый элемент оценивается по 6-балльной шкале Лайкерта от 1 («совершенно не соответствует действительности») до 6 («прекрасно меня описывает»). Янг заметил, что та же самая форма гиперкомпенсации может использоваться для работы с разными схемами. YCI перечисляет некоторые из наиболее распространенных схем, связанных с каждым из элементов теста. Более высокие баллы в YCI указывают на более широкое использование компенсаторных стратегий. Эти высокие баллы указывают на то, что пациент чрезмерно компенсирует эмоции, связанные с его схемами.

Коэффициент альфа надежности Кронбаха был очень хороший, с α = 0,93.

Это 124 само-описывающих утверждений, которые охватывают 14 режимов (т.е. Уязвимый Ребенок, Сердитый Ребенок, Разъяренный Ребенок, Импульсивный Ребенок, Недисциплинированный Ребенок, Счастливый ребенок, Послушный Ребенок, Отстранённый Защитник, Отстраненный Самоутешитель, Самовозвеличиватель, Карающий Критик, Требовательный Критик, Здоровый Взрослый), где испытуемые должны оценить частоту по 6-балльной шкале (в диапазоне от «никогда или почти никогда не» или «всегда»). Чем выше оценка, тем чаще проявлялись режимы. Пункты SMI отражали эмоции, когниции или поведение.

Внутренний коэффициент консистенции α = 0,96, показывающий превосходную надежность.

Данные анализировали с использованием программного обеспечения SPSS версии 20.0 (SPSS Inc., Чикаго, Иллинойс). В первом анализе мы исследовали описательные характеристики и выполненные анализы группы сравнения, чтобы исследовать различия между группами. Корреляционный анализ проводился в группе с избыточным весом / ожирением, чтобы выявить связи между ИМТ, дисфункциональными моделями питания и общим уровнем психопатологии и схемами, стилями и режимами совладания. Далее была выполнена пошаговая множественная регрессия, чтобы определить, какие переменные среди всех связанных со схемой конструкций объясняют степень ожирения, переедания и симптомы булимии. В последнем анализе модели посредничества оценивались с помощью дезадаптивных схем (оцениваемых с помощью YSQ) и родительских режимов (по оценке с помощью SMI) в качестве переменных-предикторов, дисфункционального пищевого поведения в качестве зависимых переменных и стратегий выживания, рассматриваемых как возможные факторы-посредники.

Была получена группа с избыточным весом / ожирением (ИМТ=32,80, диапазон 25,0 — 55) и нормальным весом (ИМТ=21,10, диапазон 17,5 — 24,9). Демографические данные внутри этих двух групп представлены в Таблице 3. Группы не различались ни по половому составу, ни по уровню формального образования, семейному положению и уровню депрессии. И наоборот, субъекты с избыточным весом и ожирением сообщили о значительно более высоких показателях дисфункционального отношения к еде (например, частоты переедания и рвоты) и многих подшкал EDI (например, булимия, риск развития эректильной дисфункции, неудовлетворенность телом и т. д.). В группе с избыточным весом / ожирением 49% участников сообщили об эпизодах переедания, происходящих ежемесячно или ежедневно, тогда как остальные 61% не сообщили об эпизодах переедания. См. Таблицу 3 для получения подробной информации и статистических данных.

Для сравнения двух групп были проведены t-независимые выборочные тесты для выявления различий в схемах, режимах и стратегиях избегания и гиперкомпенсации. Субъекты с избыточным весом и ожирением сообщали о значительно более распространенной схеме покинутости (t (83) = -2,22, p <0,05), зависимости (t (83) = -2,82, p <0,005), подчинении (t (83) = -2,54, p <0,01) и схемы недостаточного самоконтроля (t (83) = -2,91, p <0,005; см. Рис.1 для средних баллов).

Соответственно, среди режимов, Уязвимый и Импульсивный ребенок и копинговый режим отстраненного защитника (t (83) = -2,19, p <0,05) были выше, тогда как Счастливый Ребенок (t (83) = 2,55, р <0,05), и Здоровый Взрослый (т (83 и) = 3,45, р <0,001), были сильнее в участников с нормальным весом (см. Рис. 2 для средних баллов). В YCI не было выявлено различий между группами, в то время как в YRAI только поведенческие стратегии избегания (t (83) = -2.01, p < .05) были более распространены в группе с избыточным весом / ожирением (M = 2.68, SD = 0.95), чем в обычной весовой группе.

В группе с избыточным весом / ожирением были обнаружены значимые ассоциации. В целом, частота переедания была положительно связана со всеми неадаптивными схемами и дисфункциональными режимами. ИМТ коррелировал со схемой недостаточности самоконтроля. Положительные корреляции между схемами, режимами и копинговыми стилями наблюдались также в отношении переедания, тяжестью симптомов булимии, частоты рвоты и общего риска развития расстройств пищевого поведения. См. Подробности в Таблицах 4, 5 и 6.

Конструкции схема-терапии (т.е. схемы и режимы) подвергались регрессу в отношении ИМТ и дисфункционального пищевого поведения (т.е. симптомов булимии, переедания и частоты рвоты). Мы считали приемлемым значение коэффициента детерминации R2> 0,5. Результаты показали, что частота переедание была предсказана схемами покинутости, запутанности / неразвитой идентичности и неуспешности (F (3,44) = 38,84, p <0,000, R2 =0,70), режимами Импульсивного и Недисциплинированного Ребенка и Карающего режима. (F (2,45) = 31,38, р <0,000, R2 = 0,58), и копингом интрапсихического избегания (F (1,46) = 53,37, р <0,000, R2 = 0,53).

Наши гипотезы о посредничестве были проверены с помощью макроса SPSS (ПРОЦЕСС Хейса), в котором был рассчитан анализ пути, чтобы проверить, опосредуются ли дисфункциональные стратегии совладания между неадаптивными схемами и дисфункциональным пищевым поведением / индексом ИМТ. На первом этапе наличие значительного эффекта, который может быть опосредован между переменной-предиктором X и переменной результата Y (путь С, также называемый «суммарный эффект»). На шаге 2 вычисляется, влияет ли переменная-предиктор X на переменную-посредник (путь a). Шаг 3 устанавливает, что переменная-посредник влияет на переменную результата Y (путь b). Наконец, 4-й шаг устанавливает, полностью ли переменная-посредник опосредует отношение X — Y (путь С, также называемый «прямой эффект»); в таком случае влияние X на Y, контролирующее посредника, должно быть нулевым.

Мы протестировали конкретные модели посредничества, выбрав те РДС, которые оказались значительно выше, чем в контрольной группе. Кроме того, из-за хорошо известной роли жестокого обращения в ожирении [24], также была добавлена ​​схема недоверия / жестокого обращения в качестве возможной предиктивной переменной вместе с требовательными и карающими родительскими режимами. Все избегающие стратегии совладания были введены в качестве посредников, в то время как ИМТ, частота переедания и тяжесть булимических симптомов были включены в модель как зависимые переменные. Среди всех моделей посредничества единственными значимыми были схемы Покинутости, Недоверия / Ожидания жестокого обращения и Недостаточности Самоконтроля, а также Карающий Критик как важные предикторы частоты переедания и симптомов булимии. Отказ, недоверие / злоупотребление и схема Недостаточности самоконтроля объясняют частоту переедания поведенческими и внутрипсихическими стратегиями совладания. Кроме того, обе стратегии совладания также опосредованы между карающим родительским режимом и степенью переедания. Наконец, тяжесть симптомов булимии объяснялась схемой Недостаточности самоконтроля, опосредованной поведенческим избегающим копингом. Не появилось никаких значимых моделей с индексом массы тела в качестве объясняющей переменной. См. Рис. 3, 4, 5 и 6, для получения подробной информации.

В этом исследовании изучались ранние дезадаптивные схемы, режимы и стратегии выживания у лиц с избыточным весом / ожирением по сравнению с контрольной группой людей с нормальным весом. Также мы исследовали связь и возможный опосредующий эффект переменных, связанных со схемой, и дисфункциональными моделями питания в группе с избыточным весом / ожирением.

Предыдущие исследования [15, 26, 27, 28, 29, 30, 31] показали связь между ранними дезадаптивными схемами (например, покинутость, недостаточность самоконтроля, социальная изоляция, неуспешность, дефективность / стыдливость, зависимость / беспомощность, привелегированность / грандиозность) и переедание, а также другие связанные с едой дисфункциональные установки, такие как пищевая зависимость и переедание. Точно так же в нашем исследовании участники с избыточным весом / ожирением сообщали о более интенсивной выраженности схемы покинутости, зависимости, подчинения и недостаточности самоконтроля по сравнению с субъектами с нормальным весом.

Мы предполагаем, что схема покинутости, которая возникает в результате неудовлетворения базовых эмоциональных потребностей, таких как забота и уход со стороны опекуна, может быть первой, которая разовьется, при этом недостаточный самоконтроль развивается позже в жизни, поскольку возникает из-за фрустрации потребностей. Схема недостаточности самоконтроля возникает из-за отсутствия родительских ограничений или правил и препятствует способности терпеть отрицательные эмоции, импульсы и разочарования в целом. Мы обнаружили, что эта схема была единственной, которая в значительной степени была связана с показателями ИМТ, и она могла быть предвестником будущих механизмов избегания копинга. Логично, что схемы недостаточности самоконтроля и покинутости отражают импульсивный и уязвимый режимы ребенка, которые, как было обнаружено, значительно более распространены в группе с ожирением (по сравнению с здоровой контрольной).

Более того, модели посредничества показали, что обе схемы предсказывают частоту переедания, полностью опосредованную поведенческими избегающими копинговыми стратегиями (т.е. самоуспокаивающим поведением, отвлечением посредством деятельности, избеганием огорчающих ситуаций и т. д.). Было также обнаружено, что этот режим особенно повышен в группе с ожирением, поскольку он положительно связан с частотой эпизодов переедания, тяжестью булимических симптомов и общим риском развития расстройства пищевого поведения. Взятые вместе, эти данные предполагают возможность того, что люди с ожирением, возможно, выросли в пренебрежительной или чрезмерно защищающей среде, где у них не было возможности выработать функциональный способ справляться с негативными чувствами и терпеть фрустрацию. Вместо этого у них могло развиться некоторое самоуспокоение, отстраненное поведение, в основном относящееся к приему пищи и, в конечном итоге, позже, к некоторому компенсирующему поведению, связанному с едой (например, очищению). Хотя режим послушного капитулянта и импульсивного ребенка могут пересекаться, модель СТ утверждает, что между ними есть некоторые различия. Импульсивный детский режим — это естественное состояние ребенка, раскрепощенного и свободного, и может быть связан со схемой недостаточности самоконтроля.

Когда активирован режим импульсивного ребенка, человек демонстрирует низкую терпимость к фрустрации и не может откладывать краткосрочное удовлетворение ради долгосрочных целей, выглядит избалованным, ленивым, бесконтрольным [11]. С другой стороны, режим капитуляции больше связан с поведенческим проявлением схемы недостаточности самоконтроля, когда человек не активирует какую-либо эффективную стратегию, чтобы справиться с разочарованием и общими негативными эмоциями.

Хотя мы не обнаружили существенной разницы между группами в схеме недоверия / ожидания жестокого обращения, существуют убедительные доказательства, подчеркивающие роль жестокого обращения, особенно сексуального насилия, в детстве у лиц с ожирением (см. [25], обзор). В одном исследовании было обнаружено, что сексуальное насилие в детстве является наиболее сильным предиктором последующего переедания [32], в то время как другие исследования показали, что ожирение при расстройствах, связанных с перееданием (BED) сообщало о большем количестве насилия, чем ожирение без BED [33, 34]. Фактически, наш корреляционный анализ показал, что схема недоверия / жестокого обращения была положительно связана с частотой перееданий, тяжестью симптомов булимии и с общим риском развития расстройства пищевого поведения. Наконец, будучи опосредованной стратегиями совладания с интрапсихическим и поведенческим избеганием, схема недоверия / ожидания жестокого обращения была важным предиктором частоты переедания. Опять же, эти данные подтверждают полезность избегающих стратегий совладания с тревожными эмоциями, предполагая необходимость будущих исследований, углубляющих роль схемы недоверия / жестокого обращения при ожирении с использованием BED и без него.

По сравнению с участниками с нормальным весом, субъекты с ожирением сообщали о более высоких схемах зависимости и подчинения. Эти РДС, соответственно, относятся к убеждению, что нельзя позволить себе повседневные обязанности без внешней помощи и что собственные желания и потребности должны игнорироваться
в угоду другим. Корни обеих схем связаны с фрустрацией основных потребностей, связанных с автономией и личной эффективностью, чувством идентичности и компетентности. Фактически, уже в 1973 году Hilde Bruch [35] констатировала сообщения пациентов с ожирением о крайне зависимых и запутанных отношениях с родственниками.

Как следствие, как дети с ожирением, так и взрослые не могли должным образом идентифицировать свои собственные потребности, чтобы регулировать свои импульсы и развивать и поддерживать стабильное чувство идентичности, автономии и компетентности. В таком сценарии еда может представлять собой способ подчинения родительской спутанности и неуверенности в себе [36]. Кроме того, она заменяет функцию вознаграждения, поскольку связана с самоуспокоением и избеганием потребностей и желаний.

Наконец, интересный вывод касается роли режима карающего критика. Этот режим обычно отражает внутренние голоса родителей, для которых характерны сообщения о наказании или обвинении в адрес себя или других. Как правило, этот режим относится к карающей РДС, которая, к сожалению, не оценивается через YSQ-SF, использованного в исследовании. Наши результаты показали, что стратегии совладания как с интрапсихическим, так и с поведенческим избеганием полностью опосредуют связь между карающим родительским режимом и частотой переедания. Одно из возможных объяснений могло бы рассматривать карающий родительский режим как интроекцию родительской практики кормления, когда родители использовали еду, чтобы вознаграждать своих детей за их надлежащее поведение, в то же время наказывая их, лишая еды за ошибки или неправильное поведение. Такое воспитательное поведение известно как инструментальное кормление и связано с эмоциональным перееданием, склонностью к перееданию [37], перекусыванием [38, 39] и симптоматикой булимии [40].

Другие исследования показали, что студенты колледжей, которые сообщали о методах инструментального кормления в детстве, демонстрировали более высокий ИМТ и чаще переедали в зрелом возрасте по сравнению с людьми, которые не сообщали ни о каком из этих опытов [41]. Наконец, Mason et al. [42] отметили, что люди с избыточным весом и ожирением, сообщавшие о том, что родители использовали инструментальное кормление, были более подвержены риску переедания, особенно в ответ на негативное воздействие. Это означает, что, испытывая неприятные эмоции, люди с ожирением могут перейти в состояние повышенного напряжения, потребления калорийной, вкусной пищи и переедания, чтобы справиться со своими негативными эмоциональными состояниями (как предполагает Waller, [17]). Кроме того, другая возможность может относиться к перееданию как к выражению «отыгрывания"' интернализации карающих импульсов в агрессивные, направленные на себя эпизоды переедания.

В целом, наши результаты показывают, как нынешнее дисфункциональное пищевое поведение, связанное с перееданием и симптомами булимии у людей с избыточным весом и ожирением, может быть связано с длительным аномальным эмоциональным и поведенческим отношением к пище. Модель схема-терапии традиционно фокусируется на ранних дезадаптивных схемах и связанных с ними текущих режимах и помогает искоренить и уменьшить связанные с ними дисфункциональные стратегии совладания, чтобы позволить клиенту получить доступ к ранним негативным переживаниям с помощью эмоционально-ориентированных техник (рескриптинг). На рис. 7 показано, как настоящие результаты могут быть проиллюстрированы моделью режимов и схемам ожирения, адаптированной из модели расстройств личности Arntz [13]. Это графическое представление может также проиллюстрировать концептуализация Макса, 40-летнего клиента, который обратился за помощью из-за чрезмерного избыточного веса (ИМТ 1 ⁄ 4 33,6), который доставлял ему много дискомфорта практически во всех сферах жизни. Макс был богатым человеком. Его отец был очень агрессивным и карающим по отношению к нему в детстве, но также и во взрослой жизни. Мать Макса чрезмерно заботилась о своем сыне и беспокоилась о нем, а также была очень покорна своему мужу, который часто кричал на нее. В возрасте 10 лет старший товарищ изнасиловал Макса, и он никогда никому не рассказывал об этом факте. В те ранние годы ребенок начал много есть, используя пищу как в качестве успокаивающей стратегии преодоления своего эмоционального стресса, так и в качестве капитуляции перед схемой недостаточности самоконтроля.

Кроме того, увеличение веса было способом стать более непривлекательным, чтобы предотвратить у других какие-либо сексуальные соображения. Текущее функционирование Макса может быть показано на фиг.7, где интрапсихическая (например, отрицание) и поведенческая (т.е. переедания / обжорство) избегающая стратегии выживания под названием режим Отстраненного самоутешителя / защитника проистекает из попытка уменьшить напряжение между резкими посланиями Макса в режиме Карательного Родителя и его эмоциональными потребностями (например, привязанность, защита, компетентность и автономия, связанные с режимами брошенного, подвергнутого насилию и зависимого ребенка) и неспособностью терпеть разочарования и импульсы контроля (Режим Импульсивного ребенка). Они представляют собой, соответственно, избегающие режимы совладания, родительский режим и уязвимые детские режимы.

Наконец, в левом углу рисунка показан режим «Здоровый взрослый». Определение каждого из этих режимов и их функций — это первые шаги вмешательства СТ. В дальнейшем к основным целям СТ относятся:

1. Удовлетворить базовые эмоциональные потребности уязвимого ребенка в безопасных терапевтических отношениях,
2. Деактивировать карающий родительский режим,
3. Уменьшить дисфункциональные копинговые режимы и, на протяжении всего лечения, развить режим здорового взрослого, чтобы помочь клиенту более здоровым образом справляться с потребностями и эмоциями ребенка.

Результаты настоящего исследования подчеркивают роль РДС, связанных схема-режимов и патологического пищевого поведения в возникновении избыточного веса и ожирения. Некоторые ограничения исследования включают небольшой размер выборки, использование анкет для самооценки, онлайн-набор и отсутствие различий между переедающими с симптомами компульсивного переедания (BED) и без них в экспериментальной группе.

Хотя наши субъекты были набраны из выборки сообщества, что позволяет обобщить людей с избыточным весом / ожирением, будущие исследования должны включать пациентов из лечебного учреждения. Будущие исследования также необходимы для дальнейшего прояснения характера связи между конструкциями, относящимися к СТ (т.е. схемами, режимами и копинговыми стратегиями), и аномальным пищевым поведением при ожирении, чтобы можно было сделать более четкие утверждения относительно предполагаемой причинно-следственной связи и поддерживающей роли схем в провоцировании проблем с питанием и, в конечном итоге, увеличения веса.

[1] K.D. Brownell, The LEARN Program for Weight Control, American Health
Publishing Company, Dallas, 1997.
[2] R.R. Wing, Pittsburgh Behavioural Weight Control Manual. Unpublished
Manuscript, University of Pittsburgh, 1995.
[3] Z. Cooper, C.G. Fairburn, A new cognitive behavioural approach to the treatment of
obesity, Behav. Res. Ther. 39 (5) (2001) 499–511.
[4] Z. Cooper, C.G. Fairburn, Cognitive–behavioral treatment of obesity, in:
T.A. Wadden, A.J. Stunkard (Eds.), Handbook of Obesity Treatment, Guilford Press,
New York, NY, 2002.
[5] E.C. Cussler, P.J. Teixeira, S.B. Going, L.B. Houtkooper, L.L. Metcalfe, R.M. Blew,
Maintenance of weight loss in overweight middle-aged women through the
internet, Obesity 16 (5) (2008) 1052–1060.
[6] L.R. Jones, C.I. Wilson, T.A. Wadden, Lifestyle modification in the treatment of
obesity: an educational challenge and opportunity, Clin. Pharmacol. Ther. 81 (5)
(2007) 776–779.
[7] M.W. Turk, K. Yang, M. Hravnak, S.M. Sereika, L.J. Ewing, L.E. Burke, Randomized
clinical trials of weight loss maintenance: a review, J. Cardiovasc. Nurs. 24 (1)
(2009) 58–80.
[8] L.P. Svetkey, V.J. Stevens, P.J. Brantley, L.J. Appel, J.F. Hollis, C.M. Loria,
Comparison of strategies for sustaining weight loss: the weight maintenance
randomized controlled trial, J. Am. Med. Assoc. 299 (10) (2008) 1139–1148.
[9] R.R. Wing, D.F. Tate, A.A. Gorin, H.A. Raynor, J.L. Fava, A self-regulation program
for maintenance of weight loss, N. Engl. J. Med. 355 (15) (2006) 1563–1571.
[10] M.A. Bellis, H. Lowey, N. Leckenby, K. Hughes, D. Harrison, Adverse childhood
experiences: retrospective study to determine their impact on adult health
behaviours and health outcomes in a UK population, J. Public Health 36 (1) (2014)
81–91.
[11] J.E. Young, J.S. Klosko, M.E. Weishaar, Schema Therapy. A Practitioner’s Guide,
The Guilford Press, New York, NY, USA, 2003.
[12] S.H. Kellogg, J.E. Young, Schema therapy for borderline personality disorder,
J. Clin. Psychol. 62 (2006) 445–458.
[13] W.T. Behary, Disarming the Narcissist. Surviving and Thriving with the Self-
Absorbed, New Harbinger Publications, Oak- land, CA, 2013.
[14] A. Arntz, Schema therapy for cluster-C personality disorders, in: Michiel van
Vreeswijk, Jenny Broersen, Marjon Nadort (Eds.), The Wiley-Blacllwell Handbook,
of Schema Therapy: Theory, Hesearch, and Practice, John Wiky & Sons, Ltd, 2012.
[15] A. Arntz, S. Stupar-Rutenfrans, J. Bloo, R. van Dyck, R. Spinhoven, Prediction of
treatment discontinuation and recovery from borderline personality disorder:
results from an RCT comparing schema therapy and transference focused
psychotherapy, Behav. Res. Ther. 74 (2015) 60–71.
[16] K. Anderson, E. Rieger, I. Caterson, A comparison of maladaptive schemata in
treatment-seeking obese adults and normal-weight control subjects,
J. Psychosomatic Res. 60 (2006) 245–252.
[17] Waller, G. (submitted). A schema-based cognitive behavioural model of the
aetiology and maintenance or restrictive and bulimic pathology in the eating
disorders. J. Abnorm. Psychol..
[18] B. Bach, C. Lee, E.L. Mortensen, E. Simonsen, How do DSM 5 personality traits align
with schema therapy constructs? J. Pers. Disord. 30 (4) (2015) 502–529.
[19] D.M. Garner, Eating Disorder Inventory-3. Professional Manual, Psychological
Assessment Resources, Inc, Lutz, FL, 2004.
[20] L.S. Radloff, The CES-D scale: a self-report depression scale for research in the
general population, Appl. Psychol. Meas. 1 (1977) 385–401.
[21] J.,E. Young, Young Schema Questionnaire Short Form, first ed., Cognitive Therapy
Center, New York, 1998.
[22] J.E. Young, J. Rygh, Young-Rygh Avoidance Inventory (YRAI) (On-Line), Cognitive
Therapy Centre, New York, NY, 1994. Available: http://www.schematherapy.com.
[23] J.E. Young, Young Compensatory Inventory (YCI) (On-Line), Cognitive Therapy
Centre, New York, NY, 1995. Available: http://www.schematherapy.com.
[24] J.,E. Young, A. Arntz, T. Atkinson, J. Lobbestael, M.,E. Weishaar, M.,F. van
Vreeswijk, et al., The Schema Mode Inventory, Schema Therapy Institute, New
York, 2007.
[25] G.L. Palmisano, M. Innamorati, J. Vanderlinden, Life adverse experiences in relation
with obesity and binge eating disorder: a systematic review, J. Behav. Addic. 5 (1)
(2006) 11–31.
[26] F.Q. da Luz, A. Sainsbury, P. Hay, J.A. Roekenes, J. Swinbourne, D.C. da Silva,
M. da S Oliveira, Early maladaptive schemas and cognitive distortions in adults with
morbid obesity: relationships with mental health status, Behav. Sci. 28 (1) (2017) 7.
[27] C. Imperatori, M. Innamorati, D. Lester, M. Continisio, M. Balsamo, A. Saggino,
M. Fabbricatore, The association between food addiction and early maladaptive
schemas in overweight and obese women: a preliminary investigation, Nutrients 9
(11) (2017).
[28] G. Waller, V. Ohanian, C. Meyer, S. Osman, Cognitive content among bulimic
women: the role of core beliefs, Int. J. Eat. Disord. 28 (2) (2000) 235–241.
[29] G. Waller, Schema-level cognitions in patients with binge eating disorder: a case
control study, Int. J. Eat. Disord. 33 (4) (2003) 458–464.
[30] M. Pugh, A narrative review of schemas and schema therapy outcomes in the eating
disorders, Clin. Psychol. Rev. 39 (2015) 30–41.
[31] M. Rania, M. Aloi, M. Caroleo, E.A. Carbone, G. Fazia, et al., ⋅Impaired Autonomy
and Performance’ predicts binge eating disorder among obese patients, Eating
Weight Disord- Studies on Anorexia, Bulimia and Obesity (2019).
[32] O. Rodriguez-Srednicki, Childhood sexual abuse, dissociation and adult self-
destructive behavior, J. Child Sex. Abus. 10 (3) (2001) 75–90.
[33] R. Dalle Grave, M. Oliosi, P. Todisco, J. Vanderlinden, Self-reported traumatic experiences and dissociative symptoms in obese women with and without binge-
eating disorder, Eat. Disord.: J. Treat. Prev. 2 (1997) 11–15.
[34] C.M. Grilo, R.M. Masheb, Childhood psychological, physical and sexual
maltreatment in outpatients with binge eating disorder: frequency and associations
with gender, obesity and eating-related psychopathology, Obes. Res. 9 (5) (2001)
320–325.
[35] H. Bruch, Eating Disorders: Obesity, Anorexia Nervosa, and the Person within, Basic
Books, New York, 1973.
[36] S. Minuchin, Families and Family Therapy, Harvard University Press, Cambridge,
MA, 1974.
[37] R.F. Rodgers, S.J. Paxton, R. Massey, K.J. Campbell, E.H. Wertheim, H. Skouteris, et
al., Maternal feeding practices predict weight gain and obesogenic eating behaviors
in young children: a prospective study, Int. J. Behav. Nutr. Phys. Act. 10 (2013) 24.
[38] G. Rod Rodenburg, S.P.J. Kremers, A. Oenema, D. van de Mheen, Associations of
parental feeding styles with child snacking behaviour and weight in the context of
general parenting, Public Health Nutr. (2013) 1–10.
[39] E.F. Sleddens, S.P. Kremers, N.K. De Vries, C. Thijs, Relationship between parental
feeding styles and eating behaviours of Dutch children aged 6–7, Appetite 54
(2010) 30–36.
[40] E.K. MacBrayer, G.T. Smith, D.M. McCarthy, S. Demos, J. Simmons, The role of
family of origin food-related experiences in bulimic symptomatology, Int. J. Eat.
Disord. 30 (2001) 149–160.
[41] R.M. Puhl, M.B. Schwartz, If you are good you can have a cookie: how memories of
childhood food rules link to adult eating behaviors, Eat. Behav. 4 (2003) 283–293.
[42] T.B. Mason, Parental instrumental feeding, negative affect, and binge eating among
overweight individuals, Eat. Behav. 17 (2015) 107–110.